Моя сказка (СИ). Страница 2
— Боюсь, Ивет, Лунет больше подходит для принца в качестве жены.
— С чего бы это, крыса белобрысая? — вскинулась Ивет.
— Ты, селёдка тощая!.. Если хочешь таким образом понасмехаться надо мной… — Несмотря на презрительные слова, Лунет расплылась в довольной улыбке, захихикав: роскошным, настоящим белым волосам и мальчишеской фигурке Синд завидовали обе, как та ни старалась прятаться, заплетая густые волосы в тугие косы и нося по возможности свободные штаны и рубашки.
— Ивет, а ты взгляни на Лунет, — спокойно предложила Синд. — У неё светлые (крашеные, но ничего — никому не скажем!) сияющие волосы, на которых так приятно будет выглядеть золотая корона королевы, у неё свежее лицо и ясные глазки, которые так блестят, что взгляда от них не оторвать…
— Синд, ты правда так считаешь? — с сомнением спросила Лунет, с восторженным интересом приглядываясь к личному отражению. Кажется, в воображении она уже примеряла корону. — Что ж, я думаю…
Договорить она не успела. С торжествующим рёвом Ивет бросилась на сестру, не ожидавшую нападения, вцепилась ей в волосы — и под жуткий визг сводных старших сестёр, свалившихся на пол общей гостиной комнаты, Синд со спокойной душой побежала к выходу из апартаментов сестёр на практические занятия по магии. По дороге она пыталась составить определение счастья и пришла к выводу: сию минуту счастье — это когда твои обидчицы дружно лупят не тебя, а друг дружку. И фыркнула: научили — на свою голову — поддразнивать так, чтобы не только на тебя все шишки…
–
— Синд!
От ледяного окрика она вздрогнула так, что чуть не упала, споткнувшись.
Мачеха стояла в дверях залы апартаментов. И смотрела таким взглядом, что испуганная Синд на всякий случай быстро проверила, в порядке ли руки: именно они первыми начинают замерзать, когда мадам начинала колдовать в манере ледяных магов, из семьи которых происходила.
— Иди за мной, дрянная девчонка!
Мачеха развернулась и величественно выплыла из залы. Синд понурилась: всё, мадам увидела, как она столкнула сестёр в лёгкой ссоре. Что пакостного придумает мачеха, чтобы наказать свою падчерицу? «Всё переживу!» — решила Синд, но на всякий случай покорно поспешила следом за мадам. Та уже стояла в одной из комнат анфилады, поигрывая веером, и, полуприкрыв глаза, следила за приближением младшей дочери, навязанной ей мужем. Не смея поднять головы, Синд встала перед мачехой.
— Синд, тебе семнадцать лет, — вкрадчиво сказала мадам. — А ты всё ещё ведёшь себя как невоспитанная девчонка. Это недопустимо. Я вышла замуж за твоего отца только по одной причине: он приближён к королевскому двору! — и не скрываю этого. У меня здоровые устремления. Я карьеристка, которой не удалось воплотить личные мечты. Но ради дочерей — своих дочерей! — я готова на многое. Твой отец, женившись на мне, получил возможность реставрировать дом-развалюху. Поднять из руин поместье. И чем платит мне его мелкая? Мелкая, получившая драгоценный подарок — возможность учиться в престижном заведении? Завистью к сёстрам, которые во всём превосходят её! Даже в благородстве души! Подойди сюда, негодная девчонка! Встань боком.
Синд, зажавшись от неведомого предстоящего наказания, послушно встала перед мачехой. Та взялась за обе косы девушки и одним коротким движением полоснула от её затылка кверху боевым веером. Затем, после паузы, она заглянула в глаза ошеломлённой Синд — и небрежно разжала пальцы. Обе косы, чисто белого цвета, с магическими побрякушками на кончиках, болтавшиеся обычно на уровне бедра, упали на пол. Мачеха непроницаемо взглянула на волосы.
— Подбери. С короткими тебе лучше. А то блох разводишь. На парикмахерскую тебе рано деньги давать. И больше не раздражай меня. Не забудь, что твою учёбу оплачиваю тоже я (её губы скривились), а не твой отец. Так сумей компенсировать мне эту немаленькую сумму хотя бы заботой о своих сёстрах, которые так тебя любят!
Синд молча подобрала отрезанные волосы и поплелась к себе в каморку, чтобы спрятать косы в шкатулку под замок: страшных случаев о том, что бывает с легкомысленными девушками, которые оставляют свои срезанные волосы где попало, она слышала много. Но, едва она шагнула в каморку, едва закрыла за собой дверь, как не выдержала: прислонилась к дверному косяку, потрогала оставшиеся короткие пряди, взглянула на безжизненные косы в руках и скривилась в безудержном и отчаянном плаче.
–
Солнце мягко припекало, ласково пробегая горячим ветерком по коже, словно поглаживая её нежной ладонью. Было сонно и лениво, хотелось лишь пластаться на тёплом песке, слушать убаюкивающее поплёскивание спокойных волн и разнеженно дремать, несмотря на опасность сгореть под вкрадчиво коварным солнцем.
— Норман, я сегодня нечаянно подслушал: группа малолеток вечером устраивает общий практикум по магии на Куриной горе, — сказал Фернан, темноволосый и сероглазый молодой человек, один из доверенных друзей его высочества. Из тех друзей, которым позволялось называть принца по имени. А время от времени поддразнивать его, чтобы не отрывался от реальной жизни. И охранять, естественно.
— Малолетки — неинтересно, — поморщился Эймери, обманчиво хрупкий беловолосый юноша, с обманчиво тонким лицом мечтателя, на деле грубиян и лучший дуэлянт — правда, второй после принца, как второй и последний из доверенных при нём. Те, кто пытался с ним схватиться напрямую, внезапно обнаруживали под свободной одеждой студента сильное тело с культивируемыми на ежедневных тренировках мышцами. — Что их пугать? Повизжат — и всё. Тёлок там всё равно не будет, чтоб хоть одну потискать. А с мелочи какой прок? Разве что попугать?
Фернана к принцу приставили ещё на первом курсе. Был он из весьма знатной, богатой и приближённой ко двору семьи. Принц некоторое время вяло посопротивлялся навязанному приятелю, потом привык к его постоянному, довольно скромному присутствию и заставил его поучаствовать в парочке личных, смертельно опасных проказ. Фернан проверку прошёл с честью. А Норман понял, что рядом настоящий друг.
Эймери приставил себя к принцу сам. Он появился однажды во время одной из опасных экскурсий принца. Да так и остался, пройдя проверку боем. Двор сначала воспротивился дружбе принца с выскочкой: Эймери принадлежал к старинному боевому роду, правда постепенно хиреющему как в знатности, так и в богатстве. Кроме всего прочего, среди придворных были и те, кто хотел бы видеть в друзьях принца собственных отпрысков. Но король оценил юного наглеца как карьериста и одобрил его целеустремлённость. Кое-что проскользнуло между строк в том одобрении, правда, не все поняли: если этот выскочка до сих пор рядом с принцем, значит, его высочество разглядел в нём то, что ему по нраву. Вконец обнаглевший после высочайшего «одобрям-с», Эймери решился проверить принца на «вшивость». После схватки один на один Норман не побрезговал собственноручно принести его тело в больницу. Привычный к ходившей среди простого люда легенде, что принц есть существо изнеженное, Эймери на собственных кровоподтёках и переломанных рёбрах осознал, что крупно не прав. И поразился в день выписки, увидев дожидавшихся его Нормана и Фернана, которые предложили ему отметить в забегаловке столь незабываемый день. А дальше — как по накатанной: дружба троих только окрепла.
— Девки там как, на первом курсе? — лениво спросил принц, лежащий на горячем песке лицом вниз, перебирая и пересыпая белые песчинки. — Есть хоть на что поглядеть? Или опять сплошь безгрудые тощие подростки?
— А ты что? Дал отворот своей нынешней? — сонно удивился Эймери, тоже переворачиваясь со спины на живот: троица загорала на университетском пляже, в особой его части — для вип-персон, что значило лишь одно: сумеешь пройти все навешенные охраной заклинания — ты тоже вип-персона. В последних ходили пока принц с друзьями, преподаватели и сама охрана.
— Какой нынешней? — снова лениво спросил принц. — Вообще-то, у меня своих нет — бывших и нынешних. Только временные — запомните.
— Хм… Мне казалось, та недавняя твоя брюнетка с ярко-синими глазами вполне себе так. Неплохо смотрится — особенно рядом с тобой, — не удержался от шпильки Эймери.