Джиллиан

Моя сказка

ПРОЛОГ

— Мадам, вы сошли с ума!

— Дорогой канцлер! Что такого безумного вы нашли в моих просьбах?

— Мадам, просьбами вы называете требования по своей сути! Да, вы просили аудиенции, чтобы поговорить со мной о двух проблемах! Но сейчас я вижу, что вы буквально требуете от меня! И чего, позвольте уточнить?!

Выплеснув негодование, канцлер глубоко вдохнул пару раз и успокоился. Хотя до полного спокойствия было далековато. Он прислушался к привычным звукам летней улицы и уже незаметно вздохнул: с трудом долетающий говорок прохожих, звуки проезжающих-останавливающихся машин, изредка — мотоциклов, которые предпочитают студенты постарше (и явно не из-за удобства перемещения, а из-за грохота мотора — подозревал канцлер), окрики стражников на воротах при высотном здании администрации университета… Мельком канцлер помечтал: хорошо бы посидеть сейчас в тишине, медленно и со вкусом поедая ещё тёплые румяные рогалики с хрустящей корочкой, запивая их ароматным кофе, который так превосходно умеет варить студентка-стажёр при канцелярии…

Просительница, сухопарая дама, в роскошном бархатном платье серо-белого цвета, которое висело на ней как на вешалке, зато при каждом движении по краю декольте поблёскивало крупными драгоценными камнями, кокетливо пожала плечами. Когда-то она явно была очень хороша собой — большеглазая, с привлекательным контрастом чёрных волос и прекрасной белой кожи. Но сейчас она выглядела просто костлявой. Канцлер понимал, что женщина находится несколько в раздрае, всё ещё пытаясь говорить спокойно и просительно с ним, невысоким незаметным человеком, о ком (он это прекрасно знает) шепчутся, как о сером кардинале при короле. Но невзрачная внешность могущественного человека не позволяла ей полностью сыграть роль просительницы. И женщина то и дело переходила на высокомерный тон. Правда, когда «серый кардинал» заговаривал, она немедленно чувствовала в нём личность подавляющую и ёжилась, пока снова не начинала говорить сама.

Не дождавшись ответа, канцлер раздражённо бросил:

— Милейшая, давайте, чтобы не было обид, ещё раз пройдёмся по вашим так называемым просьбам. Вы хотите, чтобы я предоставил вашим дочерям величайшую любезность и приватно познакомил их с будущим наследником королевства. Этого я сделать не могу, хотя бы по той причине, что наследнику сейчас не до знакомств. Навязываемых. И есть ещё одна причина. Почему именно вашим дочерям я должен давать фору в гонке за бедолагой принцем? Честно говоря, мадам, сочувствуя молодой особе голубых кровей, я бы предпочёл, чтобы он подольше погулял женихом — тем более он всё ещё продолжает учиться. Понимаю — как мать, вы не согласны со мной. Но отложим спорный вопрос и перейдём ко второй вашей… кхм… просьбе. Вы требуете, чтобы ваша младшая дочь, то есть падчерица, была отчислена из нашего университета по причине её неадекватного поведения. Но я просмотрел табель успеваемости. В сравнении с вашими дочерьми-второгодницами, эта девочка даже в начале учебного года, когда молодые люди с трудом осваиваются на новом месте, показывает неплохие способности…

— Эта шмакодявка! — гневно взвилась просительница и секунды спустя опала под возмущённо-укоризненным взглядом канцлера, кажется сообразив, что самым наглым образом перебила высокопоставленное лицо. И прошипела, пытаясь выглядеть ласковой: — Ш-шмакодявочка… Эта… — Она глубоко вздохнула. И, наконец, смогла выговорить с огромным саркастическим пафосом: — Эта несчастная девушка, оставшаяся после смерти матери целиком и полностью на моём попечении (на её безалаберного отца в этом отношении никакой опоры!), абсолютно неблагодарное существо, которое не оправдывает тех денег и надежд, которые на неё возлагаются!

— Вот здесь мне бы и хотелось уточнить, — осторожно высказал канцлер. Сначала он было хотел напомнить просительнице, что у девочки, кроме успеваемости, есть ещё одно преимущество перед старшими сёстрами: у неё чистая кровь старинного рода, в то время как её сводные сёстры, судя по документам, на которые он успел бросить взгляд, являются полукровками с довольно тёмным происхождением. Кроме всего прочего, девочка и так опоздала с поступлением в университет. И канцлер уже начинал небезосновательно подозревать, что именно мачеха была тому причиной. Но промолчал: кажется, падчерице этой дамочки и так несладко приходится. А если он ещё скажет, что девочка учится не на домашние деньги, а находится на стипендиальном обеспечении — по королевскому указу для чистокровных неимущих, имеющих сильные магические способности, не будут ли его слова последней каплей в дрязгах этого проблемного семейства? Встревать в личные дела канцлер не имел права, пока к нему или к королевскому суду не обратятся сами потерпевшие. — Что вы имеете в виду под деньгами, вложенными в неё?

— Ничего особенного, — презрительно сказала просительница. — Девица растёт. Ей требуются тряпки, она хочет есть. Но, дорогой канцлер!.. Девчонка не стоит того, чтобы оставлять её даже на первом курсе. Это мои девочки послушные, аккуратные и прилежные, а эта стер… О, простите, канцлер! Эта сиротка просто вставляет им палки и в учении, и в личной жизни! Никакой благодарности! Никакой!

— Мадам, — заинтересованно поднял голову от бумаг канцлер. — Что вы там сказали о личной жизни ваших девочек?

— Ну вот видите? — горестно развела руками просительница. — Она и здесь встряла! Даже не присутствуя при нашем разговоре. А вы говорите…

–

— А когда я с ним встречусь, я расскажу ему о своих самых пылких чувствах! — закончила Ивет, мечтательно закатывая глазища, прелестные, огромные — результат самого дорогого современного татуажа. И жадно посмотрела в зеркало: как она выглядит, произнося такие красивые слова? Одна из коробочек с пудрой чуть не свалилась с заваленного косметикой трельяжа, когда старшая из сестёр локтем оперлась на его краешек — щёчкой в кулачок, пытаясь изобразить томную и страдающую влюблённую. Пришлось наклониться — а потом и запомнить, что, склоняясь, она может показать шелковистую волну красивых волос любому, кто обратил в этот момент на неё внимание.

— Угу… — тихонько буркнула Синд, зашивая разорванный рукав любимой курточки Ивет. — «Расскажу»… А пока погуляю с этим долговязым, у которого дурацкая привычка кочевать из одного кабака в другой, да?..

— Сначала с принцем встречусь я! — заявила Лунет, которая в новых брючках в облипочку изгибалась перед зеркалом в попытках разглядеть, появилась ли у неё талия, если смотреть сзади. — Я пока порвала с Лео и свободна. А это значит — мне легче встретиться с его высочеством! Жаль, что он так некрасив и невзрачен, но уж сказать ему, что он поразительно симпатичен, я сумею искренне! Ах, принц! Как это звучит!

— Сначала научись ходить, держа осанку. И прекрати лопать все торты, которые покупаешь. И говорить хоть о чём-то, кроме как о себе, любимой… — шёпотом проворчала Синд и вздохнула. Ей хотелось на улицу, где друзья с первого курса собирались встретиться, чтобы сбегать на Куриную гору и опробовать парочку простеньких рецептов с урока пищевой магии. А приходилось сидеть здесь, потому что Ивет вернулась сегодня утром и предъявила сёстрам курточку, разорванную, пока была на свидании с «этим долговязым», третьекурсником Николом… Синд снова хмыкнула: зато их свидание проходило на высшем уровне — на сеновале здешнего лесничего! Небось, драпали с того сеновала под гневные вопли хозяина, вот Ивет и разорвала курточку-то.

Рукав Синд починила. Но по немалому опыту знала: скажи она, что ремонт вещички закончен, — и Ивет снова нагрузит её чем-нибудь, какой-нибудь несложной, но муторной работой. Пора смываться. Попробовать использовать заклинание? Нельзя. Мачеха сразу узнает — по своему наложенному на сестёр обережному заклинанию. Так…

Остро взглянув на обеих сестёр, она прикинула ситуацию, вздохнула и, умильно улыбаясь старшей, Ивет, ласково сказала: